დედა ენა /Дэда эна, დედოფალი/дэдопали, დედასამშობლო/дэда самшобло, დედაქალაქი/дедакалаки… Корнем дэд грузинский язык обнимает мир самых важных, самых ценных, самых сокровенных для грузинской души понятий. У грузина всё - мать, всё – дэда.  "Была бы мать, отца я и так найду - დედა მყავდეს, თორემ მამას ისედაც ვიშოვიო  -  дэда мкавдес, торем мамас иседац вишовио". Была бы мать, говорит грузин.   

Статья о том, как грузинский язык формирует самобытную грузинскую ментальность…                                                              

                                Аннотация к статье "Главное слово грузинского языка"                    

დედა ენა ("Мать-язык), учебник грузинского языка для учащихся первого класса  (1876 год). Автор -- . იაკობ გოგებაშვილი (Яков Гогебашвили)

პეტრე ზგონიკოვი. ქართული  ენის მთავარი სიტყვა. ანოტაცია

რუსულ ენაში არსებობს რიგი სიტყვებისა, რომლებიც ათეული და ასეული ერთი და იგივე ფუძიანი სიტყვებიდან (საკვანძო სიტყვები) ხშირი ბუჩქნარის წარმოშობით სამყაროს მატრიცულ სურათს ქმნიან, მისი გამოვლინებათა მრავალსახეობა დაჰყავთ ფუძისეული სიტყვის სემანტიკამდე, რაც, თავის მხრივ, წარმოქმნის სპეციფიკურ, ანუ მხოლოდ და მხოლოდ ამ ენაზე მეტყველთათვის დამახასიათებელ  ეროვნულ მენტალობას.

ჩვენ მიერ გამოთქმული იყო ვარაუდი, რომ ქართულ ენაში ასეთ საკვანძო სიტყვას წარმოადგენს სიტყვა „დედა“, რომელიც მიეკუთვნება ქართული ცნობიერების ძირითად ფიგურას - დედას. ჩატარებულმა სამუშაოებმა ცხადყო, რომ სიტყვა „დედა“ წარმოქმნის ერთფუძიანი ცნებების ფართო  ბუჩქს (დედოფალი, დედა ენა, დედაქალაქი. დედასამშობლო. დედა ბურჯი და ა.შ.), რომელიც მოიცავს ქართული საზოგადოების ცხოვრების ტრადიციულ ყოფას, მის რელიგიურსა და სულიერ ფასეულობებს, მორალურ-ზნეობრივსა და ეთიკურ ნორმებს.

ჩატარებული ანალიზი საშუალებას გვაძლევს დავასკვნათ, რომ სიტყვა „დედა“ განეკუთვნება ქართული ენის უმნიშვნელოვანეს სიტყვებს, რომლებიც ქმნიან თვითმყოფად ქართულ მენტალობას. 

Главное слово грузинского языка. Аннотация

В русском языке существует ряд слов, которые, образуя обширные кусты из десятков и сотен однокоренных слов (ключевые слова), создают матричную картину мира, сводя многообразие его проявлений к семантике коренного слова, что, в свою очередь, формирует специфическую, то есть присущую только носителям данного языка национальную ментальность.

Нами было высказано предположение, что в грузинском языке таким ключевым словом является слово «дэда», восходящее к центральной фигуре грузинского сознания - матери. Проведенная работа показала, что слово «дэда» образует широкий куст однокоренных понятий (дедопали, деда эна, дедасамшобло, деда бурджи и др.), охватывающих традиционный уклад жизни грузинского общества, его религиозные и духовные ценности, нравственно-моральные и этические нормы. Был сделан вывод, что слово «дэда» является одним из главнейших слов грузинского языка, формирующих самобытную грузинскую ментальность.

                                          ГЛАВНОЕ СЛОВО ГРУЗИНСКОГО ЯЗЫКА                                                  

Слово – это душа. Значит, у каждого племени своя Душа.
            Владимир Личутин

Другой язык – это другое видение жизни.
            Федерико Феллини

Терминология

Под главным или ключевым словом (словами) языка автор настоящей статьи понимает слово (слова), которые оказывают ведущее влияние на формирование менталитета носителей языка.

Под менталитетом понимаются коллективные черты и особенности национального характера, отличающие один народ от другого, система образов, представлений и понятий, которые лежат в основе человеческих представлений о мире и о своём месте в мире и определяют поступки и поведение людей, способность, по определению Аллы Сергеевой (2016), «видеть, чувствовать и жить» по-своему.

Понятия «менталитет», «ментальность» и «национальный характер» рассматриваются автором как равные.

Благодарности

Выражаю глубокую признательность моему давнему другу и грузинскому публицисту Зурабу Картвеладзе, оказавшему неоценимую помощь в подборе первичного материала и его переводе на русский язык. Поиск главного слова в грузинском предполагает совершенное владение языком, мои же знания ограничены уровнем, недостаточным для проведения заявленного в названии исследования.

Вступление

К настоящему исследованию меня побудили работы публициста Александра Дубровского о влиянии русского языка на формирование русской ментальности «Очерк о русском языке», «Главное слово русского языка» и «Русский язык как зеркало новой идеологии».

Главный тезис А. Дубровского об устойчивом и существенном влиянии слова на психику человека никем не оспаривается. От евангельского «В начале было Слово…» до «Глаголом…» Пушкина. Или – от «Как наше слово…» Тютчева до «Слово – это душа… Отними у человека слово – и он превратится в донную рыбу, и всё живое в нём померкнет или вовсе замрёт» Владимира Личутина. «... В слове, в языке, как в зеркале, видны не только персональные, но и национальные особенности человека, в нём собран опыт наших предков, их идеалы и символы», – пишет А. М. Сергеева, лингвист и филолог, ей вторят педагоги–психологи Ирина Медведева и Татьяна Шишова, авторы книги «Дети нашего времени»: «Язык – одно из ярких, точных и глубинных отражений коллективной психологии».

Народ обобщил тысячелетний опыт наблюдений о влиянии слова на человека в известном выражении «слово лечит, слово калечит», получившем воплощение в стихах многих поэтов.

Павел Флоренский, философ и священник, автор капитального труда «Имена», пишет, что всего одно слово, имя человека, делает его носителя отличным от других, определяет характер, а порой и судьбу: «Я не взялся бы утверждать, что имена не оказывают никакого влияния на судьбу. Имя – тончайшая плоть, посредством которой определяется духовная сущность».

Считаю нужным напомнить столь известные истины, чтобы предупредить попытки брать под сомнение аксиому о влиянии слова на психику и, соответственно, оспаривать его роль в формировании индивидуального и коллективного менталитетов.

О новизне исследований Александра Дубровского

Александр Дубровский считает, что в русском языке существует ряд слов, которые, образуя обширные кусты из десятков и сотен однокоренных слов, создают матричную картину мира, сводя многообразие его проявлений к семантике коренного слова, что, в свою очередь, формирует специфическую, то есть присущую только носителям данного языка национальную ментальность.

По сути, Дубровским конкретизировано представление о влиянии слова на психику, высказанное ранее Павлом Флоренским отношении имени.

Новизна работ Александра Дубровского заключена, прежде всего, в том, что исходя из общеизвестной посылки, он нашёл в русском языке то конкретное слово, что, по его мнению, объясняет специфические черты русской ментальности.

К такому слову, в частности, он относит корень «род», образующий необычно обширный куст из нескольких сотен однокоренных слов (Лев Якубинский), которые подобно «ковровой ткани» (А. Солженицын) скрепляют в сознании различные по семантике понятия (природа, народ, роды, родословная, родственники, родина, родник) в одно родовое семейство, в результате чего мир человека с «родовым» сознанием воспринимается как единое и целостное пространство, общий дом, населённый равными с ним людьми, что определяет его отношение к миру и его обитателям и отражается в соответствующих привычках, нормах, традициях и обычаях, составляющих в своей совокупности национальный менталитет.

Специфичность корня род автор определял путём сравнительного анализа комплекса из 7 однокоренных слов-существительных (в дальнейшем – Комплекс) – род, роды, родственники, родные, народ, природа, родина – в 90 языках мира, охватывающих практически всё население Земли.

Дубровским установлено, что Комплекс обладает абсолютной специфичностью для русского языка, иными словами, ни в одном из исследованных языков не было отмечено полного совпадения корней во всех семи понятиях. Исходя из открытой им абсолютной специфичности корня род, автор приходит к выводам, что род занимает исключительное место в формировании русской ментальности.

Максимально высокий (5-6) показатель совпадений слов Комплекса автор нашёл только в языках славянских народов.

Так, в белорусском языке корня род нет в слове «сваяки» (родственники), в болгарском – в слове хора (народ), в украинском – в словах«пологи» (роды) и батькивщина (родина).

Диаметрально противоположен русскому язык английский. В нём семантическая связь между понятиями Комплекса полностью отсутствует (показатель совпадений – 0), и каждая сущность, выражаемая понятием, описывается разнокоренными словами: род -genus, роды – childbirth, родственники – relatives, родные – native, народ – реоple, природа – nature, родина – nativeland.

Неоспоримо, что менталитет есть производное не одного языка, но и таких факторов как географическое расположение, климат, история, религия, – всего, что окружает человека и воздействует на него. Каждый из помянутых и не помянутых факторов имеет своё удельное значение, определённый вес в формировании ментальности. Если посмотреть с таких позиций на результаты исследования Дубровского, то откроется удивительное явление, подтверждающее мнение Дубровского о главенствующей роли языка в постройке ментальности, не замеченное, кажется, самим автором.

Славянские народы различаются практически по всем факторам генезиса менталитета – живут в разных географических широтах и климате, имеют непохожую историю, неодинаковых соседей, лежат на пересечении различных торговых путей, но, вместе с тем, обнаруживают много общего в душевном складе и поведенческих реакциях, что позволяет говорить о феномене т. н. «славянской души». Различия во всех факторах, кроме одного – исторического единства и близости современных языков, в том числе, по ключевому слову род. На мой взгляд, это даёт основания говорить, что в происхождении «славянской души» ведущая роль принадлежит сходству славянских языков.

Дубровский предлагает считать слово род главным словом русского языка, формирующим специфическую русскую ментальность, – с её органическим инстинктивным непринятием всего, что может стать препятствием в процессе продолжения человеческого рода и человечества в целом – гей-пропаганды, ювенальной юстиции, гражданских браков, однополых браков, экспорта детей за границу.

Исходя из факта существования национальных типов менталитета (английский, немецкий, испанский, китайский и т. д.), нужно думать, что каждый из менталитетов имеет свои главные слова. Их характерными признаками должно являться наличие широкого куста однокоренных слов (1) и корреляция основных черт менталитета с семантикой ключевых слов. (2). Переиначивая стереотипную формулу житий «по имени и житие», можно сказать, что «по ключевому слову и менталитет».

Не может быть исключением из этого правила грузинский менталитет. Его яркая особость, делающая грузин не похожими на другие народы, бросается в глаза с первых часов знакомства со страной и её жителями

В тбилисском аэропорту Шота Руставели я не раз видел, как гостей-иностранцев встречают красивой бутылочкой грузинского вина. Почему в аэропортах других стран не происходит ничего подобного? Гостеприимство, как одна из заметных черт грузинского характера, настолько владеет головой грузина и руководит поступками, что непременно должно было найти выход в чём-то нетривиальном. И так – во многом, придавая в итоге ментальному лицу грузин неповторимое выражение.

О кустовом характере корня "дэд", или "Дэд" всему голова

Грузинский в качестве модели исследования выбран мной не случайно. Русский по происхождению, я родился и вырос в Грузии, в небольшом городке, населённом преимущественно грузинами. Несмотря на пребывание в русской среде и обучение в русской школе, я не мог, тем не менее, не подвергаться воздействию грузинской ментальной среды и не видеть её ежедневных проявлений. Радио, уроки грузинского языка и литературы, фильмы, но, главным образом, общение с самими грузинами, наблюдение за их образом жизни, поведением, отношением к людям других национальностей, друг к другу, к женщинам и детям, к старшим и младшим помогли мне сформировать устойчивое представление о грузинском менталитете, многократно подкреплённое мнением других людей.

К наиболее «выпуклой» черте грузинского менталитета я бы отнёс особое отношение грузин к дэда (დედა), матери (и женщине вообще), имеющее в Грузии характер культового поклонения.

Дэд-а (корень дэд) для грузина центр его мироздания, высочайшая земная ценность, объект заботы, ревностно оберегаемый от реальных и мнимых угроз. Жизнь женщины в понимании грузинского мужчины должна быть устроена так, чтобы она полностью могла посвятить себя рождению и воспитанию детей. Всё, что отвлекает её от назначенной природой миссии, сознанием грузина признаётся за вредное и отвергается, всё, что способствует, – приветствуется и поддерживается. На грузинке лежат две обязанности: безраздельно посвятить себя детям и обустраивать домашний очаг, подавая тем самым дочерям пример должного отношения к семейной жизни, а у сыновей формируя эталон правильной жены.

В 1850 году К. А. Бороздин, русский чиновник и литератор, сравнивая грузинок с лезгинками, писал, что первая «Знает только свой дом, свой очаг и заботится о его хозяйстве и комфорте; в работах же дальше рукоделья она не идёт, – всё остальное до неё не касается. Грузин окружил женщину, – свою жену, мать, дочь, – особым почётом, особою во всём негою. Он считает себя несчастным, если не имеет возможности наделить их роскошными нарядами и украшениями».

В 1871 году Н. Ф. Дубровин, военный историк, автор 6-томного труда «История войны и владычества русских на Кавказе», писал о том же: «…беспечность и невозмутимая лень царствует в грузинской женщине в полной силе. Все труды по хозяйству лежат здесь на попечении мужа, а жена, даже и бедная, думает только о том, как бы нарядиться в праздник».

Грузинка исторически не знала полевых работ. Она не пахала, не сеяла, не косила, не жала, не пасла овец и коров, круг её обязанностей замыкался домашним очагом и заботами о детях. Работа в поле, в саду, сбор урожая, переработка продуктов земледелия, заготовка леса, выпас домашних животных выполняли исключительно мужчины.

У лезгин же, отмечает Бороздин, ситуация обратная – женщины «… работают в поле, рубят дрова, шьют, готовят кушанья и носят на своей спине невероятные тяжести. Словом, это рабочая сила; лезгин крепко уважает свою женщину, боится её, но галантерейного обращения с нею не знает».

Спустя полвека после заметок К. А. Бороздина и Н. Ф. Дубровина менталитет грузин не изменился, и их «галантерейное» отношение к женщине по-прежнему оставалось самой бросающейся в глаза чертой. Автор этнографического очерка «Кавказ и его жители» Е. С. (1915) , сравнивая коллективные портреты грузин, армян, осетин и лезгин, писал: «Женщине у грузин живётся гораздо лучше, чем у других кавказских народов. Грузины берут на себя все трудные работы, а женщинам предоставляют только домашнее хозяйство».

Политика советских властей по освобождению женщин «из домашнего плена» привела к насильственной ломке устоев грузинского менталитета. Десятки и сотни тысяч женщин были вынуждены работать в поле, на чайных плантациях, идти на фабрики и заводы. Нет сомнений, что это вызывало глубокое недовольство народных масс, но открыто выражать его в условиях жёсткого идеологического контроля было невозможно.

В конце 80-х, когда идеологический пресс ослаб, в среде грузинских интеллектуалов имело место мнение, что проводившаяся политика освобождения женщины «из домашнего плена» носила едва ли не сознательный характер и ставила задачей уничтожение традиционной грузинской семьи. Разрушение семьи как основы грузинского менталитета, в свою очередь, должно было свести к нулю всякую возможность возрождения грузинской государственности. Таким образом, государство и традиционная семья в понимании некоторых грузинских интеллектуалов  представляют собой две созависимые реальности.

Если отсечь политическое лукавство тех времён, то повод для ропота был вполне оправдан – вольно иль невольно, но власть, смещая женщину с трона, куда её возвёл многовековой опыт народа, замахнулась на святой для грузина ментальный миропорядок.

В 70-80-х годах прошлого века коррупция в Грузии приобрела широкие масштабы, частыми и привычными стали случаи, когда можно было, договорившись с начальством, получить запись в трудовой книжке и ни дня не работать. Получив формально законную возможность женщине не работать, грузинское общество практически вернулось к исходному распределению женских и мужских ролей в семье. Работали редкие женщины. Мужья, допускавшие такое, подвергались осуждению, в результате чего запрет на работу женщины существовал даже в семьях с недостаточно высоким уровнем обеспеченности. Особым шиком для мужчины, признаком его соответствия образу «настоящего грузина», считалось иметь жену с дипломом о высшем образовании, не проработавшую и одного дня.

Капиталистические реалии последних десятилетий поколебали некоторые ментальные установки, социальные ориентации и ценностные предпочтения, оставив в целости ядро грузинского коллективного сознания – священное отношение к матери.

Известный грузинский социопсихолог Георгий Нижарадзе (2015), анализируя социально-психологические аспекты современной грузинской культуры, отмечает как «особенно интересную» её черту «преобладание обобщённого образа «матери» над образом «отца». Грузинское отношение к матери выразил писатель и сценарист Отиа Иоселиани: «Мы к матерям привязаны всю жизнь,/словно телята к колышку верёвкой,/ все права, что в жизни нам даны,/зависят только от её длины,/и как бы нас по свету не носило – нам эту связь вовек не разорвать».

Из приведённых примеров видно, что культовое отношение грузин к дэда, матери и женщине, имеет длительный и устойчивый характер,  давая вынужденную уступку под влиянием непреоборимых внешних воздействия и возрождаясь по мере их минования. 

Закреплению ценности понятия дэда как ключевого слова грузинской ментальности способствовали образы двух ярчайших женских персонажей грузинской истории, просветительницы Нины и царицы Тамары.

14-летняя Нина пришла в Грузию в 4 веке н. э. из Каппадокии и превратила языческую страну в православную христианскую.

Царица Тамара – дэдо(у)пали, королева (досл. мать-богиня), получила у народа титул Великой за то, что единственной из более 200 царей и эриставов, бывших в истории объединённой Грузии и отдельных её царств, смогла поднять страну на высочайшую вершину могущества и процветания. (Матерью-богиней, то есть королевой, царицу Тамар называют в торжественном контексте, в обычном общении обычно говорят мэпе Тамар (царица Тамар).

Определяющая роль матери (дэда) во внутрисемейной жизни, делающая её центральной фигурой семейного очага, отражена во множестве пословиц и поговорок.

«Если у парня умрет мать, отец ему станет отчимом» - "ბიჭს რომ დედა მოუკვდება, მამაც მამინაცვლდებაო" - -  «Бичс ром дэда моуквдеба, мамац маминацвалдебао».  Смысл пословицы недвусмыслен: вселенная – мать, гаснет она – гаснет и звезда отца. Об этом же, в более непреложной форме, в другой пословице: «Была бы мать, отца я и так найду!» -  დედა მყავდეს, თორემ მამას ისედაც ვიშოვიო  - «Дэда мкавдес, торем мамас иседац вишовио». 

К интересным результатам приводит сравнение русской пословицы «Яблоко от яблони недалеко падает» с одинаковой по смыслу грузинской  «Посади фундук, вырастет фундук, – какова мать, таково и дитя - დათესე თხილი, ამოვა თხილი, რაც არის დედა, ის არის შვილი  «Датесе тхили, амова тхили, рац арис дэда, ис арис швили» 

Яблоня в русском языке – дерево, имеющее ствол (родители), на котором держатся ветви с яблоками (дети), чем подчёркивается укоренённое в русском сознании представление о характере ребенка как производном родительского воспитания. Грузинский язык для передачи аналогичной мысли меняет дерево на кустарник (мать с детьми) и, чтобы исключить какие бы то ни было трактовки, впрямую указывает на роль матери в воспитании – «какова мать, таково и дитя».

Следующая пословица и вовсе в безапелляционной форме игнорирует влияние отца на развитие личности ребёнка: «Будешь покупать жеребца – спроси о матери» - კვიცი იყიდე - დედა იკითხეო - Квици икидэ – дэда икитхео»/ 

В случаях, когда пословица и «вспоминает» об отце, она ставит его на второе порядковое место, на первом – мать: «И мать видел, и отца видел, а ребёнка не увидал - დედაც ვნახე, მამაც ვნახე, მაგრამ შვილი ვერსად ვნახე - Дэдац внахе, мамац внахе, маграм швили версад внахе» . Это же – в сходной пословице «Посмотри на мать и на отца – и так суди о ребёнке - დედა ნახე, მამა ნახე, შვილი ისე გამონახე - Дэда нахе, мама нахе – швили исе гамонахе» 

Жизнь ребёнка, потерявшего мать, делает его похожим на Никору, бычонка-сироту, легко становящегося жертвой насилия: «С Никоры содрали кожу – потому что у него нет матери» - ნიკორა გაატყავეს, რატომ დედა არ გყავსო - Никора гааткавес, ратом дэда ар гкавсо».

Представление о невосполнимости и трагических последствиях для ребёнка потери матери проявляют себя в распространённой в Грузии традиции брать родственникам на воспитание детей, остающихся без матери – даже при живом отце. Обычно забирают женщины по родственной линии умершей, т. н. дэдули (материнские). И этим среди прочего можно объяснить, почему на сегодняшний день в Грузии с населением 3 714 000 человек в детских домах проживают лишь около 1700 (0,046% от всего населения) детей, оставшихся по разным причинам без родительского попечения. 

Грузинская ментальность, отдающая в распоряжение матери все внутрисемейные дела, сводит обязанности отца, как уже упоминалось выше, преимущественно к деятельности вне дома, заключающейся в двух базовых функциях – в материальном обеспечении семьи и защите очага от внешних угроз. Семья рискует прекратить существование, если отцу не будет предоставлена полная свобода действий во внешнем мире, что выражается в абсолютном невмешательстве женщины в дела мужчины за пределами дома.

Отсюда вытекает и стратегия воспитания матерью детей, прежде всего, сыновей. Воспитание построено таким образом, чтобы не допустить и искоренить в поведении и характере детей всё, что может мешать отцу в его внешних делах – неуважительное отношение, критика, недооценка, осуждение, неприятие мыслей и действий, ирония, унижения, оскорбления, физическая агрессия и т. п. Они однозначно расцениваются как недопустимая в отношении отца враждебность. Отец – непререкаемый авторитет, и задача матери состоит в том, чтобы всячески пресекать любые попытки усомниться в этом: «Мудрая мать сына отцу врагом не воспитает -  ბრძენი დედა, მამის მიმართ, შვილსა მტრულად არ გაზრდის - Брдзени дэда, мамис мимарт, швилса мтрулад ар газрдис».  Почти слово в слово эта же мысль утверждается в пословице  Мать не должна воспитывать в сыне злобу к отцу - დედამ შვილი მამისადმი ბოღმით არ უნდა გაზარდოსო - Дэдам швили мамисадми богмит ар унда газардосо ). Нравственность строго осуждает матерей, не придерживающихся этих заветов: «Мать, которая подстрекает сына против отца, будет Богом наказана» - დედას, ვინც მამას შვილს აუმხედრებს, ღმერთი დასჯის -  Дэдас, винц мамас швилс аумхедребс, гмерти дасджис» 

Автору известны случаи из нашего времени, когда многолетние друзья, оказавшись очевидцами неуважительного отношения их друга к своему отцу (грубое обращение, приказной тон, споры), «вправляли мозги» «выпавшему из гнезда» кулаками. К одобрению, надо сказать, отца и при моральной поддержке окружающих. 

Разделение мира на две половины – внутри дома, где полновластной распорядительницей является женщина, и вне дома, отдаваемого в неконтролируемое женщиной владение мужчины, формирует специфическое отношение к внебрачным связям. Случайные знакомства мужчин не являются чем-то особо предосудительным, и принимаются женщинами с бо́льшим спокойствием, чем у других народов. Женщина знает, что никакое увлечение мужчины не затмит для него высшей, привитой с молоком матери ценности – его жены-матери. Редкие случаи серьёзных увлечений, приводящие мужчину к решению о разрыве супружеских уз, резко осуждаются обществом и превращают мужчину в объект презрения.

Прямо противоположна, жестка и беспощадна общественная мораль к неверности женщины. Внебрачные связи безо всякого обсуждения, только по факту, выводят женщину за пределы сочувствия и понимания, она подвергается острому и беспощадному остракизму. В таких случаях женщину ожидает самое сильное для неё оскорбление – посадить на осла, и не просто посадить – задом наперёд. В фильме Тенгиза Абуладзе «Древо желания» показана сцена: сельчане забрасывают грязью посаженную на осла девушку, чьё преступление состояло в том, что не смогла жить с нелюбимым мужем.

У женщины, уличённой в супружеской измене, или у девушки, допустившей добрачную близость, нет иного выхода, как навсегда покинуть родные места и начать жизнь с нуля.

В Грузии и сегодня мужчины (соседи, друзья мужа) не могут войти в дом к женщине в отсутствие мужа; нарушить это правило – значит подвергнуть её подозрениям, укорам и насмешкам.

Сверхценность образа матери в грузинском сознании приводит к тому, что грузин видит весь мир, внутренний и внешний, мир конкретных вещей и абстрактных явлений, мир семьи, свою бытовую и душевную жизнь как гигантский понятийный ковёр, имеющий в своей основе жёсткую матричную структуру с корнем дэд. 

Корнем дэд грузинский язык обнимает мир самых важных, самых ценных, самых сокровенных для грузинской души понятий, образует столп, краеугольный камень ментального своеобразия грузинского народа.

Только свехценностью понятия дэд (мать) можно объяснить чрезвычайно резкую, кажущуюся постороннему наблюдателю неадекватной, реакцию грузинских мужчин на брань с упоминанием матери. То, что без эмоций, с улыбкой и ухмылкой, принимается в других языковых средах, имеет силу привычки или «логичного» объяснения («без мата не сделаешь дела»), невозможно в Грузии.

Услышав матерную фразу со словом мать, грузин воспринимает её буквально, как прямое оскорбление в адрес родной матери, и тут же, игнорируя контекст, автоматизм и безэмоциональность высказывания, его стереотипность, пускает в ход кулаки. В девяти из десяти случаев. И никто из соплеменников за это его не осудит, бросятся унимать, – чтобы не допустить неприятных последствий, – в душе же проникнутся уважением и не преминут высказать одобрение.

Брань с употреблением слова «мать» у грузин табу, не допускающее ни малейших исключений. Абсолютный запрет.

Даже безобидное, казалось бы, выражение «Шэни деда ватирэ» («Сделаю тебе так, что твоя мать будет плакать») может вызвать бурный ответ, – ведь страданий желают матери. 

Такая острая трагедийность в восприятии матерной брани обусловлена не только святостью образа матери, но и тем, что в грузинском языке слова мать и Богородица связаны смысловым корнем дэд.

Богородица (Гвтисмшобели) для православного грузина не обычная женщина. Выражая любовь и почтение земной женщине, родившей Бога, грузин приравнивает её к собственной матери и называет дэда гвтисмшобели (Мать-Богородица). Языку, как видим, для описания не достаёт формальной правильности физиологического понятия «родившая Бога», и он прибавляет к нему корень дэд, освящая деяние Богородицы и вводя её имя в пантеон святых для него понятий.

Вряд ли в мире есть язык, где к имени Богородицы добавлялось бы слово «мать», и грузины так непримиримы к непристойной брани в адрес их матерей потому, что она восходит к их духовной святыне – Матери-Богородице.

Свою страну в повседневном и официальном общении грузины называют Сакартвело (досл. объединение картвелов, грузин), однако существует и другая Грузия, духовное понятие, ставшее таковым за счёт прибавления корня дэд – дэда-картлиса, Мать картлов, Мать-Грузия. В результате прибавления дэд образ родной страны сливается с образами родной матери и Матери-Богородицы, покровительницы Грузии.  

Отношение грузина к матери материализовано в дэда-картлиса (Мать-Грузия, 20-метровой скульптуре жещины, смотрящей с вершины высокого холма на столичный Тбилиси. Зная о приверженности грузин воспринимать мир через дэд, нетрудно догадаться, что Мать-Грузия выглядит в его глазах одновременно и Матерью-Богородицей (дэда-гвтисмшобели), взирающей не на обычный город (калаки), а на мать-город, дэдакалаки (мать-город, то есть мать городов, столица).

Словом Дэдазари (мать-колокол) в грузинских православных храмах называется самый большой колокол, благовестник в церквях русских. Последний своим звоном напоминает русским прихожанам о благости предстоящей встречи с Богом. Дэдазари, благодаря общности корня дэд с понятием   дэдагвитисмшобели (Мать-Богородица), взывает ещё к прославлению матери Иисуса Христа.

Корень дэд преобразует географическое понятие самшобло (родина) в духовное, дэдасамшобло (Мать-Родина).

Слившиеся в сознании грузина однокоренные понятия мать, Мать-Родина и Мать-Богородица создали мощное психическое образование, распространившее сыновний долг по защите матери на родину и веру.

Не случайно известный плакат «Родина-Мать зовёт!» создал грузинский художник Ираклий Тоидзе – ему-то и придумывать ничего не надо было, в родном языке художника эти понятия слиты общей семантикой и не требуют осмысления.

Слово мамули (отчизна) в грузинском, как и в русском, образуется от слова отец (груз. – мама). Понятием отчизна оба языка фиксируют историческую роль мужчины в сохранении земли предыдущих поколений, но материнская доминанта в грузинском языке проявляет себя и здесь, образуя материнский вариант отчизны, слово, аналога которому нет в русском, – дэдули (материзна?). Под ним разумеется родной край, земля матери, место её рождения. Этим дело не ограничивается. Доминирующий дэд берёт бразды словообразования в свои руки и создаёт новое понятие дэдул-мамули, материзно-отчизны, Родина. Корень дэд ведёт себя предсказуемо – оттесняет мужское мам на второй план.

В русском языке родиной (родным краем) термин «материнские края» практического хождения не имеет, чаще говорят о «месте рождения матери». У грузин дэдулети (материнские края) – в повседневной речи. Дэдулети человека, чья мать кахетинка, соответственно будет Кахетия. 

Продолжу обзор грузинских однокоренных слов на основе дэд.

В Грузии развиты родственные связи, в шутку грузины говорят, что в их стране все друг другу родственники, что, в общем-то, недалеко от истины – после женитьбы люди, ранее не знавшие друг друга, начинают родниться. Стремительности сближения способствует корень дэд, связывая прежде чужих людей в дэд-сообщество. Стоящий на пороге человек, утверждающий, что он родственник, будет усажен за стол и накормлен; по ходу обеда за пятым стаканом вина это, возможно, подтвердится; трудности не сломят, и, рано или поздно, проступит силуэт мостика, соединяющего через семь морей незнакомца с хозяевами – через дэдамтили (свекрови) к дэдинацвали (мачехе), от той к сидэдри (тёще) и, через неё, к дальней дэдеули (родственнице по матери) Дэдико (женское имя).

Нередко в сёлах, в стенах одного дома или нескольких домов, стоящих на общей территории (так прошло детство писателя Нодара Думбадзе), живут несколько поколений, и ребёнок с первых дней рождения оказывается в окружении нескольких матерей. Кроме родной матери, дэда, у него есть диддэда (досл. большая мама, то есть бабушка). К сожалению, величественное и благородное слово диддэда устарело и его практически вытеснило лёгкое, ломающее дистанцию, раскованное бебиа. Причиной могло стать нивелирование сословности в 20 веке, упростившее и обеднившее отношения между людьми.

Мачеху грузинский язык называет дэдинацвали (мать заменяющая). Будто предвидя, что неродная мать окажет ребёнку неласковый приём, язык сближает образ мачехи с образом матери, наделяет его тепло звучащим для ребёнка корнем дэд. Очевидна и психологическая деликатность языка, который в композите дэдинацвали ставит дэд (мать) на первом месте и только потом уточняет, что она – заменяющая.

Мать – дэдаманиа, повитуха, повивальная бабка. Кормилица – мать-грудь, – дэдамдзудзе (от дзудзу – грудь). Женщину, взявшую на воспитание приёмыша или воспитанника, называют дэдобили (мать приёмная).

В сложном слове дэд-мама (мать-отец, т. е. родители) корень дэд, как обычно, занимает почётное первое место. И дело не в великодушии мужчины – в естественной для грузина первостепенности матери-женщины, дэд.

Принцип приоритетного расположения корня в начале сложных слов виден также на примере слова удэдмамо, круглый сирота, (досл. не имеющий матери-отца).

О женщине с качествами крепкой хозяйки, успешно заправляющей разными делами, с подчёркнутым уважением и не без удивления говорят, что она дэдакаци, женщина-человек (досл. женщина-мужчина). Истоки реакции в виде удивления очевидны: женщине не нужно быть деловой, тягловые работы – удел мужчины. 

Нет аналогов в русском языке слову дэдашвилоба (матеродитейство?). Им определяют должную, совершенную гармонию в отношениях матери и ребёнка (сходное по словообразованию картвелоба (грузинство) – комплекс представлений о должном морально-нравственном и поведенческом облике настоящего грузина).

Избегает грузинский жёсткой терминологической дифференциации матерей молодожёнов. Как и в случае с мачехой (дэдинацвали) природная дистанция между свекровью и невесткой, с одной стороны, и зятем и тёщей, с другой, укорачивается путём их понятийного сближения с родной матерью – свекровь становится отчасти матерью, дэдамтили (как мать), тёща, более того, без обиняков язык превращает в мать-зятя, сидэдри ( от сидзе – зять и дэда – мать).

Понятийное оматерение психологически обезоруживает стороны: свекровей и тёщу обязывает к материнскому отношению к новым членам семьи, молодожёнов понуждает видеть в свекровях и тёщах собственных матерей.

Таким образом, ключевое слово дэд образует понятийные аналоги кровных уз, диктует новым «матерям и детям» бесконфликтный, определяемый менталитетом и традициями стиль отношений, – любви и почитания.

Корень дэд проник в хозяйственный быт и сельскохозяйственный труд. 

Русские «курочка» и «курица» у грузин имеют разную корневую основу. Молодые, не дающие яиц, а, следовательно, и потомства птицы не заслуживают уважительного корня дэд, и их называют – вариа. Но стоит вариа снести первое яйцо, как она получает право на высокое звание дэдали (курица-мать, самка-мать).

Деревянный дом стоит на столбах (бодзи, бурджи), среди которых два (реже один) служат опорой всему дому. По важности значения несущий столб грузин соотносит с матерью и называет его дэдабодзи или дэдабурджи (мать-столб).

Дэдабодзи (дэдабурджи) используется также в понимании столпа, основы, краеугольного камня чего-то (концепции, системы взглядов, учения, веры). В таком значении ключевое слово дэд, к примеру, может быть названо дэдабурджи грузинского менталитета.

Близко по семантике к мать-столбу слово дэдадзаргви, основная жила.

Острый наконечник плуга, подрезающий землю (сошник) для грузина гутнис дэда-бодзи, то есть та главная, материнская часть плуга, без которой он теряет свою функциональность.

Поразительный пример ментальной первостепенности дэд представляет слово «плугарь».

Мужчина, идущий вслед за плугом, – а идти может только мужчина, женщине и мотыга заказана, – как это не кажется нелогичным, в грузинском языке – гутнис дэда, мать плуга. Логика, между тем, крепкая, посильнее металла, из которого сделан плуг. Труд плугаря кормит семью. Плугарь-кормилец семьи подобен матери-кормилице детей, и этим сходством заслуженно приравнивается к матери.

Центральным элементом бороны, второго по значимости после плуга сельхозорудия, является рама с закреплёнными на ней зубьями. Без рамы с зубьями земли не обработать, поэтому она дэдопарцхиса, мать бороны. Интересно, что менее значимый, заменяемый сельскохозяйственный инвентарь (тяпка, лопата, вилы) корня дэд не содержат.

От дикой ежевики и ланцетника, колючих врагов грузинских полей, крестьянин избавляется, извлекая их дэдабудианад, то есть с мать-корнем.

Закваску для схожего с кефиром мацони грузин называет не иначе как мацвнис дэда, мать мацони. Пирожок – дэдопури, мать-хлеб, наряду с другим, более земным гвезели и комичным русизмом пэражоки. 

Вино в Грузии производится миллионами литров, из сотен сортов винограда, десятками производителей и под разными торговыми марками, но, по сути, грузин все вина делит на две категории: достойные имени матери и не заслуживающие его.

Первые, это дедазе дакенебули гвино (досл. «на матери сделанное вино»). "Вина на матери" производятся из чистого, неразбавленного виноградного сока первого отжима. Такое вино грузин делает для себя и приберегает для друзей и гостей. К винам, что не делаются на дэда, грузин относится свысока, брезгливо и неуважительно, как ко второсортному напитку.

К началу нового винного сезона в сельских районах Грузии невозможно купить дэдазе дакенебули гвино, потому что грузин, который «хорошее вино на продажу не выставит», вино на матери давно выпил или допивает по каплям в ожидании нового урожая. В том, что Грузия, где семья из 2-3 взрослых человек выпивает в год не менее 500-600 литров сухого вина и практически не знает при этом алкоголизма, немалая заслуга дэд.

Остов виноградной лозы грузинский язык ассоциирует с матерью-кормилицей и называет ласковым, мягким дэдани.

Дэдани - омоним. В первую очередь это матери, но дэдани, в отличие от повседневного дэдеби (матери), более высокое, по торжественности и величавости превосходящее даже старинное диддэда (большая мать, бабушка). Дэдани говорят, когда хотят максимально выразить чувства любви и признательности к матерям. Ещё одно значение омонима дэдани – подлинник. Смысловой подтекст прозрачен. Корень дэд, олицетворяющий высокий нравственный образ матери, априорно не может оставлять сомнений в подлинности чего-то, ведь за ним стоит длинный ряд священных однокоренных понятий – мать, царица Тамара, Мать-Грузия, Мать-Богородица… 

Чистосердечность обещаний у грузин подтверждается клятвенным заверением, содержащим слово дэд. В сознании грузина никакая выгода не может быть основанием для осквернения материнского имени, происходящего при нарушении клятвы. Клятвенная договорённость скрепляется ритуальной фразой «Дэдас гепицеби!  («Клянусь матерью!»).

Интересно преображение слов: земли (мица) – во Вселенную (дэдамица), арси (смысл) в дэдаарси (мать-смысл), азри (мысль) – в дэдаазри (мать-мысль). Дэд в своём стремлении охватить весь мир не забыл об именах собственных, девочек в Грузии называют Дэдика, Дэдисимеди, Дэдуна. 

ქართული  ენა ( картули эна, грузинский язык), один из древнейших языков мира, служит грузинам основным средством бытового, делового, научного и официального общения. Но для грузина картули эна, кроме того, ещё и дэдаэна, мать-язык, то есть язык матери, и благодаря этой неразрывной ассоциативности, грузин готов защищать свой язык, как собственную мать, что подтвердили массовые протесты 14 апреля 1978 года в Тбилиси против попытки официального утверждения в республике фактически сложившегося двуязычия.

Заметим, что в русском грузинское понятие материнской речи выражается словом род, – родная речь.

Очень показательное различие, возвращающее нас к гипотезе о наличии у каждого национального менталитета своих ключевых слов, в доказательство которой и была предпринята настоящая попытка исследования. 

Выводы 

В грузинском языке существует свой, семантически отличный от русского, но также широкий куст однокоренных слов, – с корнем дэд (мать),восходящим к центральной фигуре грузинского сознания – матери, и определяющем традиционный уклад жизни, духовные ценности, нравственно-моральные нормы и устоявшиеся формы поведения носителей грузинского языка, составляющие в своей совокупности самобытный грузинский менталитет.

Следует думать, что в языках других народов существует своё ключевое слово (слова), определяющее свойственные только этим народам черты национального характера.

******************************

Впервые опубликовано на сайте "Новая литература"

Публикуется с незначительныи дополнениями.

Просмотров: 3170

Комментарии к статье:

Добавить Ваш комментарий: