Газета "Правда" с сообщением о смерти Сталина

Несмотря на, казалось бы, постоянную занятость "военными операциями», я  все – таки больше всего любил читать.

Когда и как я научился этому, вспомнить, конечно, невозможно, но произошло это задолго до школы, причем так рано,  между 2 и 3 годами,  что многих это удивляло.  Добрую половину букв я не выговаривал, что с моей, не по годам, " ученостью,"  никак не вязалось, и сильно забавляло  взрослых, отчего,  как только к нам приходили гости,  начинался домашний концерт, где в первом отделении главным и единственным исполнителем  был я: меня с гордостью ставили на стул, давали в руки газету и я «шпарил» передовицы, материалы  пленумов, знакомил окружающих с международной обстановкой  и  другими серьезностями, что вызывало  всеобщий смех. Понятно, что смысла читаемого я не понимал, мне доставлял  удовольствие  сам процесс чтения, а пуще всего, реакция  зрителей. Слово " звезда" тогда  употребляли только во вполне определенном смысле, но чувствовал я себя вполне  «звездно», наверное, так же, как  и в нашем теперешнем «шоу – бизе», а то и в самом  Голливуде.

Траурный уголок в воинской части. Лагодехи, март 1953 года

Однажды к нам неожиданно пришло много гостей. Неожиданно, потому что случилось это днем, что уже необычно, - как правило, «посиделки» у нас проходили по вечерам. И выглядели  наши знакомые не так, как всегда. На женщинах были черные платки, их мужья – офицеры: «дядя Петя», «дядя Женя», «дядя Леня» и другие, были  по – военному строги,  не было обычных шуток, смеха, наоборот, все были очень серьезны и молчаливы. После  обмена какими – то фразами обратили внимание и на нас, детей, но здоровались тоже  как-то не так, как всегда, а гладя по голове, и я, наверное, желая побыстрее  разрядить непривычно пасмурную, тяготившую меня обстановку, решил выступить в привычной уже для всех роли. Не дожидаясь «приглашения», я взял  газету с большим портретом Сталина  ( я уже знал, что среди всех людей  это самый главный человек), лежащую на столе, и  с выражением  начал   читать сообщение ТАСС.  К моему огорчению,  меня достаточно грубо оборвали, отобрали газету и вообще  велели быть «тише воды, ниже

На стадионе Лагодехи в день траурного митинга

травы»… Это был март 1953 года, и  газета  сообщала о смерти Иосифа Виссарионовича.

В Москве состоялись похороны, в нашем маленьком Лагодехи в воинской части прошел траурный митинг, который остался запечатленным на некоторых фотографиях.  В нашем альбоме долго хранилась  и фотография общегородского траура. На ней были сняты жители Лагодехи в траурном одеянии. Почему-то в  основном это были женщины. Неподвижные фигуры, со сложенными  на груди руками, все в черном,  со скорбными, жесткими  лицами, потупленные взгляды, сжатые губы…   Фотография производила тяжелое впечатление, от нее веяло настоящей народной  трагедией, не нарочитой, не отрежиссированной, подлинной и глубокой.

Но  вернусь   к книгам.  Самыми  первыми были  тоненькие книжечки для самых

Прощальный траурный парад ведет Андрей Лапкин, отец автора настоящей статьи

маленьких, из серии «Мои первые книжки». Это -  «Русские сказки» с иллюстрациями Юрия Васнецова, в синей обложке и «Песнь о вещем Олеге» в красноватой обложке.  От "Олега"  ощущение  осталось очень мрачное, и я ее больше не перечитывал.  

Потом была книга В.Бианки «Первая охота», из которой я узнал о странных птицах: чомге, удоде…  Книга " Яношик" рассказывала о национальном герое словацкого народа, книга   о чешских  «Кутногорских рудокопах» - о борьбе простого народа с иноземными  (немецкими, что было нам очень близко и понятно) угнетателями, в общем, темы были близки к нашим  играм, отчего читалось все это  с интересом.

Военнослужащие и жители Лагодехи на траурном митинге в связи со смертью Сталина на стадионе

В 50- годы в разгаре была "нерушимая дружба народов СССР и  Китая", «русский с китайцем - братья навек…» и т.п.,  и продавалось много книг на китайскую тематику. Одна из таких книг мне запомнилась. Название не помню, но на  обложке был изображен в героической позе молодой китайский солдат, державший в руке большой гвоздь. В книге рассказывалось о приключениях этого солдата по дороге в свою часть, которую он почему-то потерял.  Из этой же книги на меня  сильное  впечатление  произвело словосочетание  «сладкая картофелина», повторявшееся несколько раз. Такое - картофель и сладость - мне казалось невозможным, но слову книжному  оверил  в надежде на особый случай:  вдруг я  раньше не замечал всей прелести этого овоща.  «Сладкой картофелины» я не встретил, но отношение к картофельным блюдам изменил, тем более, что готовила их мама бесподобно.

Книги, прочитанные мною в детстве, я никогда более не встречал в своей жизни.  Кроме, пожалуй, " Русских сказок" с иллюстрациями Юрия Васнецова  и "Первой охоты"  Виталия Бианки.

Букварь 1952 года

Читал я не одни  только детские книжки. Я  часто бывал в кабинете у отца, где у него было много разной литературы чисто служебного назначения. Особенно мне нравились брошюры под грифом «Для служебного пользования» или, что еще лучше, – «Секретно».  Отец  занимал меня ими по принципу "Чем бы дитя не тешилось,  лишь бы  не доставало"…  В памяти  остались карманного формата  «Памятка снайпера» и "Записная книжка разведчика», последнюю я нашел для себя особенно полезной, там кроме чисто профессиональных, военных сведений было и то, что сейчас называется «Азбукой выживания», долго помнил разные хитрые  вещи:  определение  расстояния до дальнего объекта при помощи большого пальца  правой руки, на какое расстояние разносится шепот по речной глади, запах дыма  от папиросы, как далеко виден огонек от нее и тому подобные премудрости, которые помогали мне и позднее, в других ребячьих компаниях, на других «фронтах» пользоваться определенным авторитетом.  Наверное, как и многие другие пацаны моего возраста, я мечтал, повзрослев, стать разведчиком.  Читал я также все " Боевые листки", а когда сам служил в армии и учил воинский Устав, с удивлением обнаружил, что многие выражения оттуда  мне хорошо знакомы, не мог понять, откуда, пока не догадался.  Также с интересом и довольно подробно изучал наглядные пособия по поведению военных в определенных условиях и много чего другого.

Художественную литературу отец приносил мне из библиотеки воинской части. Очень нравился журнал «Огонек», особенно репродукции картин и цветные  фотопортреты партийных и государственных деятелей, которые публиковались по случаю их юбилеев. Помню портреты Буденного и  Ворошилова «при полном параде», портреты Кагановича, Булганина…  А вот читать  «Огонек" не любил из-за больших страниц , а потому и  долгого пути, который нужно пройти от верхней строчки до самой нижней.

Лошадка. Худ. Юрий Васнецов

Вскоре моя сестра Татьяна пошла в русскую школу, в ту, что за  Закатальским  шоссе, в Калиновке. Ее тогда  так и называли  - " Калиновская  школа". Ее «Букварь», учебник русского языка и другие книги, стали и моими «настольными книгами». По ее «Прописям» (кто – нибудь помнит?) я научился и писать, ведь  до того, как Таня стала школьницей, я мог только читать.  У меня дома до сих пор хранится ее  похвальная грамота за первый класс, на двух языках,  в солидном, довольно пафосном оформлении.

В то время во многих офицерских семьях устраивались семейные чтения. Наша не была исключением. Читал обычно  отец. Он брал в руки книгу,  мы садились вокруг стола и начинали внимательно слушать. Читал он очень эмоционально и достаточно «художественно», стараясь читать за каждого персонажа по – своему, пытаясь разнообразить характеры героев. Звучала в основном "взрослая" литература - книги о войне, рассказы Чехова, Тургенева, помню «Детство» Горького.

Очень часто, по моей просьбе, родители читали мне «Сказку о царе Салтане». Несмотря на то, что я

Журнал "Огонек" за 31 августа 1954 года

вполне мог и сам прочитать ее, я очень любил ее именно слушать. Завораживал ритм пушкинских стихов, их «зримость». Слушая, я  видел в голове  образы, представлял  лица  и фигуры героев.  Но не все мне там было понятно и тем более знакомо. Я долго не мог понять, что означают слова «на весь крещеный мир», «к исходу сентября», «ткачиха», а «сватья баба Бабариха» вообще была  для меня сверхъестественным существом без образа,  я представлял ее  чем – то вроде бабы Яги, только очень богатой…

Традиция таких «литературных вечеров» продолжалась и дома, в Рыбном. Правда, число участников нашего «литературного кружка» выросло на одну единицу.  Мой дед,  Василий Андреевич Лапкин был интереснейшим человеком, хотя и простым железнодорожником, дежурным по станции. Он ходил в красной фуражке и белом кителе.  А из своей школьной программы знал огромное количество стихов, декламировал наизусть  Некрасова, Рылеева, Пушкина и других поэтов. Он – то и был настоящим инициатором  наших вечеров.  До сих пор помню его чтение поэмы «Иван Сусанин», от которого шел мороз по коже, чтение – пение баллады « Ванька – ключник», а потом – и Есенин, первое знакомство  со стихами которого состоялось именно у нас дома.

Одним словом, вся семья «приложила руку» к тому, чтобы книга стала для меня с самых ранних лет одним из сильнейших и любимых увлечений.

Фото: из архива автора и с помощью Google

Просмотров: 3444

Комментарии к статье:

Добавить Ваш комментарий: